читать дальшеЗдравствуй, джой. Смотри, как я танцую. Теперь я умею. После года в железном корсете, я танцую. Веер опустится под локоть и вынырнет широким крылом. Танец взглядов, похоже, наша муза принимает это всерьез. Мы ничего ему не скажем. Только доведем до финала эту севильяну и растворимся в чадящем дыму, не отражаясь на пластике современного паркета.
Колючее солнце прокрадывается сквозь жалюзи и ложится на стены маслянистым желтоватым налетом.
Ниже, ниже, еще ниже стен – стальной полумрак прохладных простыней и тонкие заусенцы резьбы толедского золота по кровати. Надо проползти под солнцем, чтобы его душный жар не задел края оголенной спины или влажного покоя ледяных ног. Здесь – в смешении запаха трав и заоконных цветов
besame que me muero ya.
Кремовая магнолия за окном и персиковый сок по подбородку. Липкий сладкий теплый персиковый сок.
Quedate a mi lado, cantame. Hablame. Aogate.
Дыши мной. Задохнись.
В темных уголках патио сложили крылья злые громадные вороны – предвестницы ночи. Когда я накрашу губы и буду – кармин и амбра. Когда лимонная свежесть уступит пряному камню ночных площадей. Тогда птицы заплачут и расстелют тьму по дому.
Белые танцуют. От них пахнет потом работы или потом любви. Густые запахи бедных кварталов. Много всего. Много еды, детей, слез, дешевой водки и пота. Камни впитают все и будут пряно пахнуть, удивляя туристов-гринго.
Говорят старики, (а ты танцуй, джой, танцуй, ты умеешь) ходит ведьма по деревне, собирает непослушных ребятишек. Оскалится смерть шоколадным беззубьем. На алтаре зарыдает дева. Желтые лепестки увянут – день мертвых уже прошел. Вчера не вернулся Диего. И сегодня нет его. Сладкая джой танцуй. Фламенко, танго. Веер, шаль. Выгнет спину, кошкой, птицей черной печали пройдет по горячему чадящему кругу. Запястья – крылья горлицы – глаза – две черных маслины. И юбка широкая, пунцовая – плавником рыбы.
Me agarra la bruja, me lleva a su casa
Me da la maceta y una calabaza
Рыба-тунец, джой. Диего делили по-партийному, по-ровну, по-справедливости?? Да?
Красивые тяжелые веки, будто набрякшие к дождю. Сама земля. Диего-художник. Диего-танцор. Появился-таки... Диего-коммунист. Диего-за-юбкой! Посмотри, не танцуй так, ты же партийный. Посмотри, там, за белым воротником у тебя на рубашке красные пятна. Это наш ребеночек хватался ручками, звал ко мне. Нашего ребеночка унесли врачи и не показывают. Диего-диего, ты смешал его для красок плакатных? Ответь мне, Диего.
Quiero ser libre, vivir mi vida con qiuen yo quiera
Dios, dame fuerza, que me estoy muriendo por ir a buscar.
- Довольно. Пойдем уже.
- А… это ты… явился. садись, текилы?
- Фрида, тебе уже хватит текилы, идем домой Слышишь?
- Не пойду. Я буду петь и ждать моего ребеночка. Моего неродившегося ребеночка из которого ты смешал краски. Иди к своей бабе!
- Она не уйдет без тебя. Пойдем домой. Видишь, она больше не танцует.
- Убирайся к дьяволу, Диего!
Sera una noche de nostalgia
Habra de ser un tango nuestra herida
Un acordeon sangriento – nuestras almas
Seremos esta noche todo el dia
Вниз и вверх. Узловая точка сочленения стен и потолка задрожала и подалась вбок. Заплясали тени в алькове. Синий – разлился по кухне газовый свет. Мир пошатнулся. Джой танцует, Диего разливает текилу. В КомпАс. Два. Вдохнуть с его влажных ладоней. Четыре. Оторвать с кожицей губы дольку лайма. Шесть. Слизнуть один грамм соли с ее плеча. Восемь. Опрокинуть стопку. Десять… Деванадцать… И снова два.
Amame en nuestro alcoba azul
Donde no hubo sol para nosotros
Разобрали прическу по шпилькам . Будто вороны слетелись на кладбище. Опрокинули коробку со спицами и крючками. Крючками, такими хирурги вынимают глаза у плакальщиц…
- Джой!
- Да, Фрида, уже иду.
- Послушай, ты же совершенно не умеешь готовить. Диего любит на завтрак яичницу с луком и сыром. Иди в душ, я приготовлю.
- Спасибо.
- Фрида..
- Да?
- А Диего уже ушел..
- Да? Ну, тогда нам же больше достанется. Достань из буфета анисовой настойки. К завтраку.